Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон

Наконец день пошел на убыль. Тьма возникла в воздухе незаметно, словно дождь просто стал темнее, и в сумерках Кавинант и Гигант мрачно поужинали. Гигант был так слаб, что едва мог бы самостоятельно принять пищу, но с помощью Кавинанта заставил себя неплохо поесть и выпить немного «алмазного глотка». Затем и тот, и другой вновь замолчали.

Кавинант был рад наступлению темноты; она избавила его от возможности видеть всю изможденность Гиганта. Перспектива провести ночь на сыром полу лодки вовсе не привлекала его, и, скорчившись у борта, мокрый и продрогший, он попытался расслабиться и уснуть.

Через некоторое время Преследующий Море стал напевать слабым голосом:

Камень и Море глубоко в жизни,Два неизменных символа мира;Постоянство в покое и постоянство в движении —Участники в силе, которая остается…

Казалось, он черпал силы в этой песне, с ее помощью безостановочно передвигая лодку против течения, направляя ее на север, словно не было в мире такой усталости, которая могла бы заставить его поколебаться.

Наконец дождь прекратился; завеса облаков медленно разорвалась. Но Кавинант и Гигант не нашли облегчения в просветлевшем небе. Над горизонтом, подобно кляксе, поставленной дьяволом, стояла луна на поруганном звездном фоне. Она окрасила окружающую местность в цвет сырого мяса, наполнив все вокруг какими-то странными исчезающими формами малинового цвета, напоминающими призраков немыслимых убийств. От этого света исходила какая-то гнилостная эманация, словно Страна освещалась неким злом, некой отравой. Песня Гиганта стала пугающе слабой, почти неслышной, и даже сами звезды, казалось, шарахались с пути, по которому двигалась луна.

Однако рассвет принес омытый солнечным светом день, не омрачаемый ни единым намеком или воспоминанием о мерзком пятне. Когда Кавинант поднялся и осмотрелся вокруг, то прямо к северу увидел горы. Они простирались на восток, где на вершинах самых высоких из них все еще лежал снег; однако горная цепь резко обрывалась в том месте, где она встречалась с Белой рекой. До гор, казалось, было уже рукой подать.

— Десять лье, — хрипло прошептал Гигант, — против такого течения потребуется не меньше половины дня.

Внешний вид Гиганта наполнил Кавинанта резким страхом. Преследующий Море с пустым взглядом и обвисшими губами был похож на труп. Борода его казалась более седой, словно за одну ночь он постарел на несколько лет, и ручеек слюны, которую он не в силах был контролировать, бежала из угла его рта. Пульс в его висках был едва заметен. Но рука, держащая руль, оставалась так же крепка, как будто она была выточена из того же прочного, обветренного непогодой дерева, и лодка уверенно шла по волнам реки, все более неспокойной.

Кавинант двинулся на корму, чтобы попытаться помочь. Он вытер губы Гиганту, затем приподнял бурдюк с «алмазным глотком» так, чтобы Преследующий Море мог напиться. Что-то, похожее на улыбку, тронуло губы Гиганта, и он произнес, тяжело дыша:

— Камень и море. Быть твоим другом непросто. Переправлять тебя вниз по течению проси другого перевозчика. Места назначения годятся для более сильных душ, чем моя.

— Ерунда, — сдавленно сказал Кавинант. — О тебе за это сложат песни. Как ты думаешь, стоит ли работа того?

Гигант попытался ответить, но усилие заставило его отчаянно закашляться, и ему пришлось уйти в себя, сконцентрировать угасающий огонь своего духа на руке, сжимающей руль, и на движении лодки.

— Ничего, ничего, — мягко сказал Кавинант. — каждый, кто помогает мне, неизменно кончает так же — усталостью до изнеможения — по той или иной причине. Если бы я был поэтом, я сам сложил бы о тебе песню.

Молча проклиная свою беспомощность, он покормил Гиганта дольками мандарина, не оставив для себя ни кусочка. Когда он смотрел на Преследующего Море — огромное существо, утратившее сейчас все — даже всякие признаки чувства юмора и собственного достоинства, словно это были только придатки, — все, кроме способности вызывать силу ценой самопожертвования, причин которого Кавинант понять не мог; когда он смотрел на Гиганта, то чувствовал себя в каком-то нерациональном долгу перед ним, словно ему навязывали путем обмана, не обращая ни малейшего внимания на его согласие или несогласие, получение ростовщического процента с его единственного друга.

— Каждый, кто помогает мне, — пробормотал он снова. Томас поднял цену, которую люди Страны готовы были заплатить за него, до устрашающих размеров.

Наконец он не в силах был более выносить это зрелище. Вернувшись на нос, он стал смотреть на громады гор вокруг тоскливым взглядом, проворчав:

— Я этого не просил.

«Неужели я настолько ненавижу самого себя?» — требовательно задал он себе вопрос. Однако единственным ответом на него было хриплое дыхание Преследующего Море.

Так прошла половина утра, и время, появляющееся из непроницаемой субстанции, отмерялось лишь этими хриплыми вздохами Гиганта, похожими на удары мясника по туше. Окружавший лодку пейзаж застыл, словно подобравшись для прыжка в небо. Горы стали выше и более зазубрены; вереск и индийская смоковница, покрывавшие равнины, постепенно уступили место жесткой, более похожей на низкорослый кустарник траве и изредка встречавшимся кедрам. А впереди за холмами горы становились все выше с каждым изгибом реки. Теперь Кавинант мог видеть, что западная оконечность горной цепи круто обрывалась, переходя в плато, образуя как бы лестницу, ведущую в горы; высота плато достигала, вероятно, двух или трех тысяч футов, и заканчивалось оно прямым утесом у подножия гор. С плато падал водопад, и благодаря какому-то световому эффекту каскад его сверкал бледно-голубым светом, низвергаясь с огромной высоты.

— Водопад Фел, — сказал Кавинант самому себе. Несмотря на шум дыхания Гиганта, он почувствовал, как дрогнуло сердце, словно он приближался к чему-то величественному.

Однако скорость приближения неуклонно уменьшалась. По мере того, как Белая углублялась в ущелье между горами, она сужалась, и, как результат этого, течение становилось все более неспокойным. Изнурение Гиганта, казалось, достигло предела. Его дыхание превратилось в сплошной хрип и, казалось, могло задушить его в любую минуту; он передвигал лодку вперед со скоростью, не превышающей скорость пешехода. Кавинант не представлял себе, как они смогут одолеть оставшееся расстояние.

Он принялся рассматривать берега, подыскивая место, где они могли бы причалить лодку; он намеревался как-нибудь заставить Гиганта подогнать лодку к берегу. Но вдруг в воздухе раздался низкий грохот, похожий на топот бегущих лошадей. Какого черта?.. В мозгу вспыхнуло видение юр-вайлов. Кавинант схватил посох, лежавший на дне лодки, и сжал его, пытаясь держать под контролем внезапный барабанный бой своей тревоги.